«Мы все вдруг одновременно поняли, что с нас хватит. Никто ни с кем не договаривался. Просто после стольких лет унижений это одновременно пришло в голову всем, кто оказался в ту ночь в том самом месте, и это не являлось организованным протестом… Все в толпе чувствовали, что обратного пути нет. Это было последней каплей… Там находились разные люди, но всех объединяло одно — нежелание мириться с полицейским беспределом. Мы попытались вернуть себе свободу. Мы стали требовать свободу. И мы больше не собирались прятаться в ночи. Как будто что-то витало в воздухе. Это был дух свободы. И мы поняли, что мы станем бороться за неё. И мы не собирались отступать». Это слова Майкла Фейдера, одного из участников Стоунволлских бунтов — знаменитых столкновений геев с полицией в США. Это первый случай в истории, когда гей-сообщество дало отпор полицейскому режиму страны.
США, середина века
В 1950-е и 1960-е годы гомосексуальные отношения, в том числе по добровольному согласию между взрослыми людьми, были уголовным преступлениям. Любого человека,который полиции показался подозрительным, можно было задержать по обвинению в порочащих связях. Гомосексуальность считалась болезнью, и в некоторых штатах геи могли провести остаток жизни в психиатрической клинике.
Естественно, запрещено было ношение одежды противоположного пола. Полиция устраивала рейды в гей-бары, на пляжи и в заведения, которые пользовались славой гей-френдли. Кстати, да, такие места все равно открывались по всей стране, при этом часто владельцами их были вовсе не гомосексуалы.
В 50-х годах появляются два ЛГБТ-движения: «Общество Маттачине» и «Дочери Билитис», в одном состоят геи, в другом — лесбиянки, но цели обоих движений одинаковы. Активисты вели просветительскую деятельность, оказывали юридическую и психологическую поддержку тем, кто подвергся гонениям со стороны властей за свою сексуальность.
А на улицах тем временем разгуливали «коротко подстриженные женщины и длинноволосые мужчины». От гей-баров усердно пытались избавиться власти, но они закрывались, а потом открывались снова. В попытке избавить Нью-Йорк от геев в их барах запретили продавать алкоголь. Известно немало и других комичных историй.
Однажды New York Post описала историю ареста в раздевалке спортзала. Переодетый полицейский схватил незнакомца за промежность и начал стонать. Когда человек спросил стонавшего, все ли с ним в порядке, он был тут же арестован. К сожалению, комичной эта история была для всех, кроме арестованного. На защиту в суде геи тоже не могли претендовать — большинство адвокатов боялись браться за такие дела.
«Стоунволл-инн»
Бар, расположенный в здании старых конюшен по адресу Кристофер-стрит 51−53, открыт до сих пор. Над входной дверью и витриной колышутся радужные флаги. Бар принадлежал семье Дженовезе — мафии, контролирующей организованную преступность Нью-Йорка. Коза ностра потратила $3500, чтобы открыть крупнейший гей-бар в стране.
Конечно, никакой бар не обходился без алкоголя, и во избежание обострения конфликтов полиция раз в неделю приходила и забирала конвертик с деньгами, вручаемый собственниками бара за небольшие поблажки.
Попасть туда было непросто — у дверей стоял вышибала. Основные требования: старше 18 лет, «явная гомосексуальность», либо постоянный клиент. Вход обходился $3. Внутри все было черным, так что и без того темное помещение буквально тонуло во мраке,а по периметру бара располагались прожекторы. Как только на пороге появлялись полицейские (а происходило это примерно раз в месяц), помещение бара заливал яркий свет. Алкоголь убирался в тайники, те, кто успевал, смывал косметику…
Посетители бара должны были выстроиться в шеренгу и показать удостоверения личности. Если «оставил в других брюках» — арест. И, конечно, о рейдах владельцы бара обычно предупреждались заранее. Никто не собирался портить отношения и отказываться от еженедельных конвертиков.
Облава
В час ночи 28 июня 1969 года восемь полицейских, включая инспектора Пайна, вошли в бар со словами: «Полицейская проверка». Точнее, не так. Четверо полицейских в штатском уже находились некоторое время в баре, наблюдая за «непристойным поведением» его посетителей.
В ту ночь в баре было около 200 человек. Едва зажглись прожекторы, кто-то попытался выпрыгнуть из окон в туалете, но полиция была начеку, все выходы перекрыли. Всё как обычно. Посетителей выстроили в шеренгу, попросили предъявить документы.
Но что-то пошло не так. В тот момент, когда мужчины в женской одежде отказались предъявлять удостоверения и ехать в участок, полиция, должно быть, растерялась не меньше всех остальных, ведь всегда всё происходило по одному сценарию.
Трансгендер Мария Риттер вспоминала тот случай: «Больше всего я боялась, что меня арестуют. И ещё боялась того, что мое фото в платье моей матери будет опубликовано в газете!»
Полицейские сыпали оскорблениями, алкоголь конфисковали, а тех, у кого были при себе удостоверения, распустили по домам. Но они не ушли. Вместо этого они остались на улице перед баром — огромная толпа в полторы сотни человек стояла и ждала, что будет дальше.
Приехали автозаки, первыми туда стали грузить хозяев и сотрудников бара. И неожиданно в толпе раздались первые возгласы: «Gay power!» (с англ.: «Гей-сила») и «We Shall Overcome!» (с англ.: «Преодолеем!»).
Что-то сломалось в людях, которые послушно шли в автозаки. Никто не понял, как началась потасовка. Говорят, Сильвия Ривьера бросила бутылку в полицейского. Толпа начала наседать, пытались перевернуть полицейский фургон. Жители соседних домов и посетители соседних баров начали приближаться к месту потасовки. В полицию полетели монеты («Так давайте мы им заплатим!»), жестянки, кирпичи… Полицейские были вынуждены отступить в бар и запереться там.
Майкл Фейдер вспоминал:
«Мы все вдруг одновременно поняли, что с нас хватит. Никто ни с кем не договаривался. Просто после стольких лет унижений это одновременно пришло в голову всем, кто оказался в ту ночь в том самом месте, и это не было организованным протестом… Все в толпе чувствовали, что обратного пути нет. Это стало последней каплей… Там находились разные люди, но всех объединяло одно — нежелание мириться с полицейским беспределом. Мы попытались вернуть себе свободу. Мы стали требовать свободу. И мы больше не собирались прятаться в ночи. Как будто что-то витало в воздухе. Это был дух свободы. И мы поняли, что мы станем бороться за неё. И мы не собирались отступать».
Когда протестующие ворвалась в бар, полицейские наставили на них оружие. Посетители бара облили бензином стойку и подожгли ее. Пожарные успели вовремя. Не помог даже наряд подкрепления, который встретили «радостно». Журналист из Village Voice Люциан Траскотт написал: «Геи дурачились и танцевали перед полицейскими, а полиция продолжала избивать тех, кто стоял на передовой. Потихоньку она стала оттеснять толпу вниз по Кристофер-стрит к Седьмой авеню».
Опрокидывались машины, толпа неслась по Седьмой авеню, а геи и трансвеститы продолжали противостоять натиску полицейских. Стычки продолжались до четырех утра,а «Стоунволл-инн» был практически уничтожен.
Следующая ночь
Но на этом дело не закончилось. Весь день Кристофер-стрит была погружена в тишину,но на стене разрушенного бара стали появляться граффити: «Gay power!», «За легализацию гей-баров!», «Они попирают наши права!» и, наконец, «Мы открыты!».
На следующий вечер к дверям бара пришли не только его постоянные посетители, но и туристы, и просто любопытные. Тысячная толпа стояла перед дверями бара,не пропуская автобусы и машины — кроме тех, за рулем которых сидели геи. На улице полыхали мусорные баки, сотня полицейских из нескольких участков пытались разогнать толпу, но бесполезно. Беспорядки вновь закончились лишь под утро.
В одном из своих последних интервью инспектор Пайн признался, что такие рейды для полиции были простым способом получить повышение по службе. Кроме того, геи никогда не сопротивлялись. До той ночи.