Интересное

Бойня в советской казарме

img

Он вооружился двумя карабинами, вошел в казарму и стал расстреливать сослуживцев. В своего командира, майора Заико, ефрейтор попал шесть раз. Как установило потом следствие, в числе прочих жертв Гаев одним выстрелом лишил жизни одного и тяжело ранил другого солдата. Не убил он только того, кого больше всего хотел убить.

Кровавая история произошла 23 ноября 1970 г. в суровом запо­лярном краю у станции Титовка. Это был 69 градус северной широты, где к тому моменту уже царила полярная ночь, а тундра продувалась ледя­ными арктическими ветрами. Станция никакого хозяйственного значения не име­ла — рядом с ней не было ни постоянных населенных пунктов, ни промышленных объектов, располагались только воинские части.

В ноябре 1968 года 18-летний Юрий Гаев был призван на действительную военную службу и попал в упомянутый заполярный гарнизон. В армии он быстро сориентировался и понял, что вступление в коммунистическую партию способно открыть неплохие жизненные перспективы, а потому постарался проявить себя на ниве комсомольской ра­боты, что дало свои плоды — ближе к концу второго года службы он был принят кандидатом в члены КПСС.

В общем, все было хорошо, со дня на день, а именно 1 декабря, его ждала демобилизация.

Однако 22 ноября он узнал, что поездка домой откладывается. Майор Зайко сообщил Гаеву, что тот должен будет остаться, чтобы присутствовать на партсобрании, запланированном на 2 декабря, а значит, демобилизоваться при­дется 3 числа, может, и позже. Мысль о том, что ему придется задержаться в ненавистной армии на несколько дней, вызвала у Гаева, что на­зывается, душевный раздрай.

Тем временем месте с командой сослуживцев ему предстояло сопроводить железнодорожный состав с мясом на базу Ленинградского военного округа и к вечеру следующего дня вернуться обратно. Команда состояла из пяти человек, включая Гаева, старшим был назначен Москалев. Команда сопроводила груз, вскрыв попутно один из охраняемых вагонов и похитив почти центнер мяса, которое обменяли на семь бутылок водки и кое-какую закуску — так что обратная дорога удалась на славу. Бойцы караульного фронта весело погужевали и после полудня 23 ноября завалились спать на полках плацкартного вагона.

Проблемы начались, когда старший группы Москалев стал будить подчиненных, что разозлило кандидата в члены КПСС. Взбешенный Гаев вскочил с полки и со всего маху ударил его головой о перегородку, затем — о вагонное стекло, раз­бив которое старший группы свесился наружу, едва не вывалившись. Спасая себя, Москалев несколько раз ударил сво­бодными руками нападавшего, разбив тому губы и сломав нос. Острая боль вынудила Гаева ослабить хватку, и это позволило Москалеву вырваться из захвата.

Увидев, что противник освободился, неожиданно бросился прочь, прокричав на ходу: «Тебе конец! Я тебя пристрелю!» Пока потрясенные свидетели безмолвно следили за этой сценой, ефрейтор пробежал по вагону, выскочил в тамбур, где проводник уже открывал дверь на подъезде к станции и прыгнул в заполярную тьму.

Тут самое время задать весьма уместный вопрос: а почему убегавший Гаев, грозившийся застрелить командира, не сделал этого прямо в вагоне? Ведь команда из пяти военнослужащих возвращалась из служебной командировки и имела при себе карабины СКС. Казалось бы, возьми карабин и — застрели не­навистного командира! В этом скрыта одна из великих советских тайн: далеко не всем солдатам, заступающим в караул, выдавались патроны. Однако Гаев знал, где они находятся, и направился именно туда.

Москалев не знал намерений сбежавшего дембеля, но словно просчитал его действия и поступил довольно неожиданно, что и спасло ему в конечном счете жизнь. Соскочив вместе со своими тремя подчиненными на станции Титовка с по­езда, он велел им отправиться в часть на автомашине, которая встречала команду, а сам решил задержаться. Он отправился к знакомой женщине, проживавшей неподалеку, где рассчи­тывал выпить и немного “пообщаться”. Его же под­чиненные, рядовые Горбунов, Дмитриев и Чухонин, направились в расположение части. Им надо было проехать немногим более километра, Москалев же намеревался явиться туда пешком по­ближе к ночи.Так он уже поступал неоднократно.

В это самое время Гаев, благополучно спрыгнувший с поезда примерно за километр до станции, также двигался в сторону части. Только явился вовсе не на проходную, а в караульное помещение, при этом не особенно опасаясь того, что будет остановлен. Гаев знал, что весь караул в составе разводя­щего и четырех солдат имеет карабины, но патронов к ним ни у кого нет. Они хранились в специальном металлическом ящике, опечатанном и запертом на ключ, а ключ, в свою очередь, лежал в ящике стола в караульном помещении.

Рядовой впустил Гаева в ка­раульное помещение (хотя и не должен был этого делать!), тот обыскал стол, нашел ключ от ящика с патронами, открыл его и снарядил пару обойм для карабинов. Некоторое количество патронов он рассовал по карманам про запас, прихватил с собою два карабина СКС и спокойно удалился, не забыв при­хватить ключ от ящика с патронами, дабы другие не смогли до них добраться. Не забыл он, кроме того, оборвать телефонный шнур, а затем разбить и сам телефон, дабы исключить возможность того, что кто-то из караульных предупредит остальных военнослужащих.

После этого Гаев рысцой двинулся в сторону контрольно-про­пускного пункта (КПП), неподалеку от которого располагались штаб воинской части и казармы, не зная того, что в это же самое время там появилась автомашина с солдатами Горбуновым, Дмитриевым и Чухониным. Их встретил командир части майор Зайко, который выслушал доклад о случившемся в поездке. Увидев приближающегося Гаева, майор приказал сол­датам: «Ну-ка, приведите этого болвана сюда!»

Дмитриев было бросился к Гаеву со словами: «Иди скорее, тебя командир требует!» — но тот прикрикнул на него: «Не подходи!» — и вскинул опущенный до того карабин. Рядовой остановился, а через секунду Гаев выстрелил. Зачем стрелял, сам объяснить впоследствии не смог. Пуля, выпущен­ная с расстояния не более 5 м, угодила в предсердие, и Дмитриев умер в считанные минуты после ранения.

Гаев же, словно по­чуяв запах крови, принялся стрелять по стоявшим у крыльца военнослужащим не сходя с места. Одна из пуль попала в живот Юрию Горбунову, и тот, видимо в шоке, побежал зигзагом в сто­рону ворот части. Вторая пуля, отрекошетив от перил крыльца, раскололась на несколько фрагментов и попала в левую руку Горбунова. Но это ранение уже ни на что не влияло — пробе­жав зигзагом около 30–35 м, Горбунов упал возле того самого грузовика, который привез его в воинскую часть несколькими минутами раньше. Солдата можно было бы спасти, но только не в условиях разворачивавшейся бойни — Юрий Горбунов истек кровью в течение нескольких минут.

Майор Зайко, увидев, что Гаев открыл огонь на поражение, сориентировался первым и бросился наутек. Он побежал вдоль стены казармы, рассчитывая свернуть за угол и выйти из-под огня. В принципе, шансы остаться в живых у майора были не­плохие: освещенность территории части была низкой, полярная ночь отлично маскировала любого, кто догадался бы прыгнуть в сугроб. Майору надо было лишь на несколько секунд выйти из зоны видимости убийцы. Однако Гаев и сам понимал это, а потому бросился вслед за офицером, не переставая стрелять на ходу. При этом он вы­пустил из поля зрения еще одного солдата, Евгения Чухонина, ставшего свидетелем расстрела у крыльца казармы. Чухонин, едва только пули попали в Дмитриева и Горбунова, метнулся в казарму, завопив во все горло: «Гаев стреляет в командира!»

Все военнослужащие, находившиеся в казарме, повскакива­ли со своих мест и бросились кто куда. Основная группа пом­чалась в ружейную комнату, рассчитывая открыть ее и воору­житься, кто-то попытался спрятаться. Сам Чухонин, пробежав через спальную комнату, заперся в кладовке, рассчитывая, что Гаев не станет осматривать помещение с ведрами и швабрами. Вместе с Чухониным в кладовке заперся рядовой Кривоножкин.

В это самое время Гаев бежал за майором Зайко, стреляя без остановки.Офицер петлял на ходу, рассчитывая уклониться от пуль, однако расстояние между преследователем и убегавшим было слишком мало — едва ли более десятка метров. Гаев попал в спину майору в общей сложности 5 раз, шестая пуля прошила насквозь шапку-ушанку и сбила ее с головы офицера. Зайко забе­жал за угол казармы, потом повернул вторично и, наконец, упал в снег. Гаев подошел к нему, но добивать раненого не стал. Посто­яв некоторое время над истекавшим кровью офицером и насла­дившись эффектом, ефрейтор развернулся и направился в казар­му — он помнил, что хотел разобраться с Москалевым и решил, что тот находится именно там. Майор Зайко умер от острой кровопотери через несколько минут.

Войдя в казарму, Гаев крикнул с порога: «Где Москалев?» — и поскольку никто ему не ответил, двинулся осматривать по­мещения. Он обнаружил некоторых из спрятавшихся военнос­лужащих, но стрелять в них не стал. Убедившись, что старшего сержанта Москалева в казарме нет, Гаев в сердцах произвел выстрел в створ между кроватями.Он ни в кого не целился, выстрелил наобум. Пуля пролетела через всю комнату, пробила дверь кладовки, в которой прятались рядовые Чухонин и Кривоножкин и ранила обоих. Пуля навылет прошла через обе ноги Кривоножкина и попала в сердце Чухонина, сидевшего на корточках. Последний умер моментально, а Кривоножкин усилием воли заставил себя остаться на ногах и не закричать, дабы Гаев не догадался, что в кладовой кто-то прячется.

Послонявшись по казарме, разбив телефон, ткнув штыком стенд с фотографиями отличников боевой и политической под­готовки, Гаев, наконец, принял очередное решение.Он забрал ключи от ружейной комнаты у младшего сержанта Марьина, пытавшегося открыть ружейку перед самым появлением Га­ева, и проник в помещение. Там он взял пулемет РПД и два пустых диска, рассчитывая, очевидно, снарядить их патронами, которыми были набиты его карманы. После этого Гаев запер оружейную комнату, ключ положил в карман, дабы никто более не добрался до оружия и вышел из казармы.

Убийца стоял на крыльце, размышляя о своих дальнейших действиях и, очевидно, обдумывая, где надлежит искать стар­шего сержанта Москалева, как тут по иронии судьбы тот сам вышел на него. Буквально! Москалев, не отыскав свою подругу на станции Титовка, ре­шил вернуться в расположение части. Он пешком преодолел рас­стояние в один километр и появился возле КПП спустя минут 30–40 после того, как на грузовике подъехали солдаты, бывшие с ним в командировке. То, что Москалев отстал от сослуживцев, спасло ему жизнь.

Примечательно, что старший сержант, проскочив КПП, даже не заметил отсутствие караульных, сбежавших при первых звуках стрельбы. Также Москалев не увидел трупа Юрия Горбунова, лежавшего в нескольких метрах от ворот, и не обра­тил внимания на тело рядового Дмитриева, который также лежал на открытом месте неподалеку от казармы. Объяснение этому может быть только одно — старший сержант был крепко пьян.

Итак, пьяный Москалев вышагивал от КПП в направлении здания штаба части, не зная, что на него объявлена самая насто­ящая охота. Гаев же в это самое время размышлял, покачиваясь на крыльце казармы, где бы ему отыскать своего обидчика и увидел, что этот самый обидчик спокойно проходит мимо на уда­лении в 30–35 м. Гаев до такой степени обрадовался встрече, что даже не стал маскировать свои истинные намерения — вскинув карабин, он открыл огонь в спину Москалева.

Москалев же, сообразив, что стрельба ведется по нему, пу­стился наутек.Ефрейтор погнался следом, не забывая пострели­вать на ходу. Всего он выпустил 4 или 5 патронов, но попадания так и не добился. Москалев добежал до здания штаба и запер дверь изнутри. В штабе царила паника — о том, что Гаев похитил карабины и патроны, стало известно от солдат, примчавшихся из караулки, а стрельба возле казармы была слышна без всяких рапортов. Теперь же Москалев прямо сказал, что Гаев направ­ляется в штаб и устроит тут самосуд.

Справедливость его слов подтвердили удары и выстрелы в дверь — это ефрейтор начал ломиться в штаб. Находившиеся в помещении военнослужащие бросились в противоположный конец здания и, быстро открыв окно, выпрыгнули наружу. Москалев, однако, этого делать не стал — он логично предпо­ложил, что Гаев станет преследовать его в тундре и если только ефрейтору удастся его ранить, то шансов убежать у старшего сержанта не будет. А потому Москалев поступил хитрее — он спрятался в снарядном ящике, в котором хранились матрас и подушка дежурного по части.

Гаев минут пять ковырялся с закрытой дверью и, наконец, су­мел при помощи штыка отодвинуть засов, благодаря чему дверь открылась. Он ворвался в штаб, рассчитывая найти Москалева, однако его ждало разочарование — открытое настежь окно под­сказало, что все, находившиеся в здании, благополучно убежали в тундру. Гаев не знал, что именно Москалев никуда убегать не стал, а прячется буквально в пяти метрах от него. В досаде Гаев выстрелил в окно, а потом, действуя по уже отработанной схеме, разбил телефонный аппарат и обрезал провод. После этого он вышел из здания штаба и ушел в неизвестном направлении.

Информация о событиях на станции Титовка быстро до­шла до окружного командования. В течение нескольких часов в часть, где бесчинствовал Гаев, стали прибывать маневрен­ные группы, силами которых предполагалось утром 24 ноября приступить к прочесыванию местности. Расположенные в не­посредственной близости воинские части, прежде всего, два авиационных полка, были немедленно переведены в режим усиленного несения службы.

Поисковую операцию, однако, разворачивать не пришлось — около 6 часов утра 24 ноября Юрий Гаев явился в общежитие железнодорожных рабочих в пятнадцати киломе­трах от станции Титовка и сообщил, что хотел бы добровольно сдаться милиции. При нем оказался один карабин и 118 патро­нов, другой карабин, как и ненужный пулемет РПД, он бросил в тундре, где они впоследствии и были найдены.

В результате действий Гаева были убиты 4 военнослужащих, еще 1 ранен. По странному стечению обстоятельств тот чело­век, который возбудил в Гаеве наибольший антагонизм, остался цел и невредим.

На суде ефрейтор доволь­но топорно валил вину за случившееся на старшего сержанта Москалева, который и мясо из охраняемого вагона украл, и вод­ку купил, и напоил ею всех подчиненных, и в итоге его, Гаева, еще и избил ни за что ни про что. Кроме того, много времени суд уделил изучению вопроса об умышленности убийства майора Зайко, хотя, вообще-то, не совсем понятно, что тут можно было оспаривать? Трудно представить, как можно неумышленно вы­стрелить в спину убегающему человеку 6 раз и попасть в спину 5 раз. Рассказывая об убийствах других военнослужащих: Дми­триева, Горбунова, Чухонина, — обвиняемый простодушно подчеркивал, что «зла к ним не испытывал», как будто наличие или отсутствие злобного чувства как-то меняло юридическую оценку факта умышленного группового убийства.

Понятно, что такая тактика самооправданий мало могла помочь обвиняемому, поэтому приговор к высшей мере наказания оказался вполне ожидаем и заслужен. Гаев пытался оспорить приговор и в июле 1971 г. подал кас­сацию в Военную коллегию Верховного Суда СССР. В ней он указывал на свое пролетарское происхождение, на то, что начал трудовой путь в 15 лет в леспромхозе, закончил ПТУ, в армии — опять же! — служил исправно, был поощрен отпуском и даже стал членом КПСС. Несмотря на перечень всех этих заслуг, военные судьи остались равнодушны к судьбе убийцы и причин для пересмотра приговора не нашли.

В июне 1972 г. приговор был приведен в исполнение.